Более 2,5 тыс. россиян, больных хроническим миелоидным лейкозом (ХМЛ), могут умереть в связи с недостатком льготных лекарств. Этой проблеме была посвящена пресс-конференция, прошедшая 14 марта по инициативе объединения «Право жить». Конференций, подобных этой, за прошедшие 2 месяца состоялось множество, и каждая из них – крик врачей и общественных ассоциаций о помощи тяжело больным людям, их попытка достучаться до властей. На этот раз разговор от анализа ситуации, поиска поддержки у СМИ и принятия резолюции перешел к вопросу о том, кто именно должен понести юридическую, в данном случае, уголовную ответственность за «спланированную» гибель людей?

Еще совсем недавно хронический миелоидный лейкоз – одна из разновидностей рака крови – считался неизлечимым. Но несколько лет назад в Германии появился единственный в мире препарат Гливек, позволяющий не просто уменьшить опухоль, а уничтожить ее на молекулярном уровне. Действие препарата направлено на подавление гена, ответственного за развитие лейкоза, и выздоровление больных происходит в 98% случаев! Онкологи торжествовали победу, получив в свои руки столь мощную возможность адресной медикаментозной терапии. На первых порах фирма-производитель выделяла Гливек бесплатно, затем были налажены его поставки в Россию, а в 1995 г. препарат, не имеющий аналогов, был включен в программу ДЛО. Тысячи людей получили возможность полноценно жить и работать.

«Если мы начинаем лечение хронического миелоидного лейкоза в самом начале заболевания, то болезнь не прогрессирует, остается в доброкачественной фазе и чаще всего излечивается абсолютно, – рассказывает главный гематолог Минздравсоцразвития РФ, директор Гематологического научного центра РАМН, академик РАН и РАМН А.И.Воробьев. – Прерывать лечение нельзя. Прекращение приема лекарств переводит опухоль в другую, злокачественную стадию, и болезнь становится абсолютно неизлечимой».

Правда, еще не ясно, в течение какого времени следует принимать лекарство, но то, что счет идет на годы – определенно. По словам академика Воробьева, с появлением Гливека руководство МЗиСР было поставлено в известность о необходимости выделить соответствующие средства на его приобретение и, конечно же, подумать о том, чтобы производить этот весьма дорогой препарат в России.
Купить препарат за свои деньги ни один пациент не в состоянии – цена месячного курса лечения колеблется от 70 до 148 тыс. руб., в зависимости от дистрибьюторской наценки. Зарегистрированных в регистре пациентов, чья жизнь впрямую зависит от регулярного приема лекарства, сейчас 4,8 тыс. человек. К середине 2006 г. препарат получали только 2175 человек. Новых пациентов не вносили в льготные списки, ссылаясь на нехватку средств в программе ДЛО. Им даже не сообщали о возможности эффективного лечения, по сути, подписывая больным смертный приговор. В начале марта в Воронеже от хронического миелолейкоза умер 17-летний пациент, которому родные вовремя не смогли купить лекарство.

Врачей, которые все-таки выписывали льготные рецепты или пытались протестовать, просто-напросто увольняли. Подобные случаи имели место в Воронежской области, да и во многих других регионах. Впрочем, иногда врачам все же удается одержать победу. В Ленинградской области усилиями одного врача-гематолога были спасены жизни 38 больных. После того как ему разрешили выписать рецепты только 27 из 65 нуждающихся в лечении, он переписал пациентов по фамилиям с указанием даты рождения и предложил чиновникам самим вычеркнуть «лишних». В результате добился того, что все его пациенты продолжают получать лечение.

К сожалению, больные ХМЛ не одиноки в своих требованиях. Точно также в защите государства нуждаются больные гемофилией, муковисцидозом и другими тяжелыми патологиями.

«Ставить врачей и больных в условия, близкие к военным, неправильно, – продолжает А.И.Воробьев. – Это совершенно противозаконное действие, своего рода спланированная акция по уничтожению больных, что не только противоречит 41-й статье Конституции, но и уголовно наказуемо. Статья 124 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать. В данном случае никакого препятствия для оказания людям медицинской помощи нет: глобальной катастрофы в стране не произошло и денег у государства достаточно».

Так кто все-таки виноват в смерти людей, вовремя не получивших жизнеспасающий препарат, и насколько реально привлечь виновных к ответственности? Объективно нехватка лекарств обусловлена финансовым дефицитом программы ДЛО. В последнее время чиновники явно намерены переложить всю ответственность за перерасход средств на участковых врачей: дескать, слишком много выписывают лекарств. Они же по закону формально несут уголовную ответственность за неоказание помощи больному.

«Я думаю, что ни о какой ответственности врачей за выписывание рецептов сверх бюджетных средств и речи быть не может. Наоборот, нужно все юридические и правозащитные ресурсы бросить на то, чтобы создать комфортную работу людям, занимающимся лечением», – считает доктор юридических наук, профессор С.В.Максимов.

Понятно, что в данном случае все зависит не от врачей, а от лиц, принимающих управленческие решения. Однако ни у одного чиновника не прописана в должностных инструкциях обязанность оказывать помощь больным. «Чиновник должен надлежащим образом исполнять свои должностные обязанности, – поясняет Сергей Васильевич. – Смерть больного в связи с ненадлежащим исполнением обязанностей должностного лица является тяжким последствием и как минимум результатом халатности. Дело правосудия – найти и наказать виновных, чтобы пресечь подобные нарушения в будущем».

Уполномоченные органы, в частности Генеральная прокуратура РФ, занимаются расследованием перерасхода бюджетных средств, возбуждены уголовные дела. Но явно назрел вопрос более широкой ответственности лиц, причастных к реализации программы ДЛО. Однако никакое самое справедливое возмездие не способно устранить «хромосомных сбоев» в самой программе. «Я думаю, – говорит профессор Максимов, – что нужно принципиально решить главную правовую проблему, суть которой достаточно проста: в федеральном законе следует четко зафиксировать норму о недопустимости поворота к худшему. Если закон однажды гарантировал человеку право на жизнь, отнимать ее не позволительно никому».